Генеральный директор РНФ Александр Хлунов представил журналистам основные итоги работы Фонда в 2016 году. Публикуем стенограмму брифинга.
Марина Киселева:
— Коллеги, добрый день! Рады приветствовать вас на площадке Indicator.Ru. Сегодня у нас проходит пресс-брифинг с директором Российского научного фонда Александром Хлуновым — это уже вторая пресс-конференция на нашей площадке за полгода. Александр Витальевич расскажет об итогах работы фонда в 2016 году. Пожалуйста.
Александр Хлунов:
— Спасибо большое. Добрый день. Действительно, мы провели Попечительский совет, где Фонд отчитался о третьем годе работы, о том, что за это время было сделано. Прежде всего, я хотел бы сказать, что мы занимаемся фундаментальной наукой, отчасти — поисковой наукой, и здесь мы работаем на фоне того, что имеется существенное позитивное изменение в России. Когда Президент формировал свою предвыборную программу, там был один указ [Указ №599 от 7 мая 2012 года «О мерах по реализации государственной политики в области образования и науки»], и был один из индикаторов, касающийся развития фундаментальных исследований, связанный с их эффективностью. Мы видим положительную динамику этого показателя, этим стоит гордиться. Это один из немногих пунктов предвыборной программы, полностью выполненный российскими учеными, при понимании того, что финансирование фундаментальных исследований в этот период не было столь значительным, как планировалось. Более того, где-то оно было даже заморожено. Несмотря на все это, российские ученые повысили свою эффективность, они создали тренд, который отмечается международным научным сообществом как очень позитивный. Я еще раз хотел бы подчеркнуть, что этим стоит гордиться. Роль Российского научного фонда здесь тоже имеется. Мы не претендуем на то, что все это сделано с поддержкой РНФ, но часть этих успехов российских ученых, действительно, осуществлена с поддержкой РНФ.
2016 год завершился, это был трехлетний период, и мы сейчас поддерживаем почти две с половиной тысячи проектов. Подчеркиваю, в соответствии с законом, это – самые лучшие проекты, которые в рамках грантового финансирования осуществляются в Российской Федерации. Речь идет о поддержке более 27 тысяч ученых, среди которых 60% — молодые ученые. В этой связи мы в полной мере оправдали то решение, которое было ранее принято о завершении федеральной целевой программы «Научно-педагогические кадры» и направлении этих средств на финансирование Российского научного фонда, потому что и по поддержке молодежи, и по показателям эффективности все показатели федеральной целевой программы [Фондом] перевыполнены. Сейчас мы поддерживаем более 500 научных организаций, среди которых большая часть — академические институты, хотя имеется тренд и по росту организаций высшего профессионального образования.
В 2016 году у нас был большой взнос со стороны Роснефтегаза, общий объем финансирования, который мы получили, составил чуть более 15 миллиардов [включая субсидию из федерального бюджета]. Затратили мы почти 18 миллиардов. Недавно было сообщение Счетной палаты, что у нас [по итогам года] осталось 5 миллиардов. Хочу сразу сказать: их мы потратили в феврале, обеспечив возможность непрерывного финансирования проектов российских ученых. Это тоже достаточно большое достижение, потому что вы знаете, что бюджетные учреждения «раскассируются» ближе к маю.
Что сделано за эти деньги? Конечно, это не только зарплата, и даже не столько она. В результате реализации проектов мы получили результаты, которые опубликованы более чем в 26 тысячах публикаций. Семь с половиной тысяч относятся к категории публикаций, индексированных в базе данных Web of Science. Это тот индикатор, который сейчас используется в [оценке эффективности] фундаментальных исследований, хотя бы по той программе, с которой Президент выступал в ходе избирательной компании. Мы считаем, что это – огромный успех, Россия вернулась на мировые научные фронты, в тренды. И динамика эта отмечается, в том числе, мировым научным сообществом.
Для реализации этих проектов в 2016 году, нами было проведено шесть конкурсов. И 13 конкурсов мы объявили. Это достаточно большая динамичная работа, которая позволила нам обеспечить финансирование в 2016 году 652 новым проектам при понимании того, что у нас [сохранились обязательства] почти по 2 тысячам проектов за 2014-2015 годы.
Что представляют собой эти проекты? Конечно, это не только Москва. Она является, традиционно, со времен СССР, поставщиком основной массы [проектов], но все-таки 45% - Центральный федеральный округ. Всего в 2016 году мы поддержали проекты в 41 регионе. Это 263 организации. То есть, деятельность РНФ ориентирована не только на две столицы, но и на всю Российскую Федерацию. Была угроза, что из-за недостатка финансирования, мы превратимся в фонд мониторинга тех проектов, которые уже были взяты в 2014-2015 году, но нам удалось найти дополнительные средства, и мы объявили и провели конкурс на проведение фундаментальных исследований отдельными научными группами. У нас были недостатки по международной деятельности, и 2016 год позволил нам решить целый ряд важных вопросов, в частности – совместный конкурс с DFG, с объединением Гельмгольца, с Австрийским научным фондом, с министерством науки и технологии Тайваня. Вышли мы и на японское научное сообщество, совместные конкурсы с Японией, и эта часть также была реализована в рамках 2016 года. Были целевые конкурсы на проведение фундаментальных исследований по поручению Президента, здесь мы занимались не только картофелем, птицеводством, но и научными проектами в сфере исследований русского языка и других языков народов России. Такого рода поручения мы также получали.
Самым большим событием был вопрос о продлении тех конкурсов, которые финансировались в течение трех лет, мы объявили [конкурс на продление] и проводили экспертизу, с тем, чтобы уже в 2017 году объявить результаты.
По-прежнему у нас имеются – и в конкурсной документации зафиксированы – общие условия предоставления грантов, требования к результатам проектов. Может быть, вам покажется это излишним, потому что, с одной стороны, есть такая угроза, что какие-то очень интересные проекты, не удовлетворяющие этим требованиям, не могут попасть к рассмотрению, но в общесистемном решении это требование поддерживается. Оно поддерживается и научным сообществом, с тем, чтобы через некоторое время превратить сферу фундаментальных исследований в ту сферу, где действуют уже принятые научным сообществом правила. Они таковы, что, если вы занимаетесь фундаментальными исследованиями, то у вас должны быть результаты, которые должны проходить экспертизу в научном сообществе. Мы надеемся, что мы откажемся от этих требований, но для этого будет нужен некий период – 10-15 лет. Но занятие фундаментальными исследованиями все-таки должно приводить к неким результатам, которые будут экспертироваться научным сообществом.
По-прежнему главное решение о поддержке или не поддержке тех или иных проектов осуществляет экспертный совет. Он в 2016 году не изменялся, сейчас произошла его ротация. Принципы ротации были достаточно необычными для России: мы взяли руководителей проектов, поддержанных РНФ, составили из них некий рейтинговый список, и предложили самим руководителям и экспертам РНФ, провести рейтинговое голосование. И по каждой отрасли знаний определили первую тройку тех, кто не только активен в научном сообществе, но и тех, кому оно доверяет проведение экспертизы. И благодаря такой процедуре, в 2017 году мы сумели осуществить ротацию. Она и дальше будет продолжаться, будет касаться не только рядовых членов экспертного совета, но и руководителей секций. Мы считаем, что это очень важный принцип, которого и в дальнейшем будем придерживаться.
По-прежнему у нас существует многоэтапная система экспертизы, предусматривающая задействование не только российских экспертов – а их сейчас более 3 тысяч. Проводится работа по обновлению этого экспертного корпуса, потому что мы сейчас получили огромную базу в виде двух с половиной тысяч проектов, которые мы поддерживаем, и мы обратимся к их руководителям, с тем, чтобы они стали экспертами Фонда. Это позволит нам повысить профессиональный облик корпуса экспертов. У нас продолжает работать и зарубежная экспертиза, которая является не только и не столько русскоязычной, сколько представляет научное сообщество целого ряда стран – Италию, США, Великобританию, Германию, Грецию, Францию, Нидерланды. Этот список может быть продолжен. Именно поэтому мы просим определенную часть заявки делать на английском языке, чтобы она была доступна для экспертизы через зарубежных экспертов.
Второй этап связан уже с деятельностью секций Экспертного совета, как, впрочем, и самого Экспертного совета. В 2016 году мы продолжили выполнять поручение, которое уже имелось – это экспертиза по номинациям на государственные премии. В том числе и Президентские премии для молодежи в области науки и инноваций. Сейчас завершился цикл по номинантам Государственной премии, я надеюсь, что к июню будут объявлены результаты, Президент примет решение – кто в этом году удостоится этого высокого звания Лауреата Государственной премии Российской Федерации в области науки и техники.
Какие проекты мы поддерживаем? Конечно, основной пул организации базируется в Центральном федеральном округе. Хорошо развиваются организации в Сибирском федеральном округе, они на втором месте. По качеству заявок и поддержанных проектов Сибирский федеральный округ потенциал наращивает. Северо-Западный – не только Санкт-Петербург, но и Калининград, Карелия, Архангельск. Есть Приволжский федеральный округ, есть Крымский федеральный округ – в частности, один проект от Никитского ботанического сада, не из политических соображений, а очень интересный научный проект, который по всем параметрам отвечает требованиям уровня мировой науки. РНФ концентрируется на поддержке самых лучших научных проектов, и в качестве иллюстрации я могу сказать, что 30% поддерживаемых научных организаций дают самый большой результат, выражаемый в публикациях сети Web of Science. 30% дают порядка 80% результата. В Минобрнауке «карта науки» прекратила, может быть, свое существование, но в Российском научном фонде ее можно посмотреть – какие научные проекты, какие научные организации являются самыми сильными. Эти 30% организаций «забирают» 74% проектов, 76% финансирования всего Российского научного фонда. По наименованиям этих организаций нет ничего удивительного: конечно, МГУ является лидером, потому что еще с советских времен тут более 30% научного потенциала. Очень динамично развивается Санкт-Петербургский госуниверситет. По-прежнему в числе лидеров – Институт прикладной физики РАН. Здесь и Институт биоорганической химии Шемякина и Овчинникова. Лидер в своей сфере – Физико-технический институт Иоффе, хотя наращивают усилия и организации сферы образования: Нижегородский государственный университет, Казанский федеральный университет, Уральский федеральный университет.
А теперь об основных результатах выполнения программ. Мы поддерживаем 16 программ [комплексных научных программ организаций]. Самые известные, наверное, программы МГУ, Никитского ботанического сада, Института цитологии – это очень эффективно реализуемые программы, которые направлены на то, чтобы в течение пяти лет в этих выдающихся научных учреждениях появились новые научные фронты, новые направления, которые обеспечат деятельность этих организаций на перспективы 10 – 15 лет.
В 2016 году Фонд осуществил мониторинг большого количества проектов, профинансированных в 2014-2015 годах. Провели экспертизу более полутора тысяч проектов – это огромная работа, которая предусматривает проведение 3-4 экспертных заключений по каждому из них. Отчетная кампания у нас присутствовала. Могу сказать, что не все они были поддержаны. От 13 проектов мы отказались, как, впрочем, мы и объявили 55 руководителям «желтые карточки» с конкретным перечнем замечаний для исправлений. Если эти «желтые карточки» не будут исправлены должным образом, то, конечно, перспектива продолжения финансирования этих проектов будет не очень понятной.
Возрастное распределение руководителей проектов. Здесь я не могу сказать, что у нас очень много молодежи. По-прежнему основное количество руководителей находится в возрастном интервале от 50 до 67 лет. Есть и объяснение этому: научная репутация связана в том числе с тем количеством лет, которое ученый проработал в науке, понятно, что более «возрастные» ученые имеют больше шансов. Хотя – сейчас [в 2017 году] мы начали реализацию Президентской программы, часть [конкурсов] из нее направлена исключительно на поддержку молодежи.
В представленной информации вы можете более детально посмотреть распределение по годам. Я бы хотел сказать, что, наряду с руководителями во второй возрастной категории, у нас огромное количество молодежи – в качестве участников проектов – более 60%.
По ученым степеням – мы поддерживаем и кандидатов, и докторов, среди участников проектов большое количество аспирантов – 40%, без ученых степеней.
Где мы публикуем свои результаты? К нам было много претензий, что, выставив такие требования по публикациям, «вы закроете целый ряд отраслей знаний». В частности, эти претензии относились и к математике, и к гуманитарным, и к социальным наукам, и к сельхознаукам. Хотел бы доложить, что по трехлетнему периоду, многие из этих опасений оказались преувеличенными. Например, сельхознауки все-таки нашли возможность публиковаться в целом ряде журналов, индексируемых в Web of Science, где импакт-фактор даже выше, чем по инженерным наукам. У нас серьезно наращивают темп гуманитарные и социальные науки, которые тоже нашли возможность публикаций в ведущих мировых журналах. Хотя этот тренд требует еще дальнейшего усиления и мотивации. Теперь сельхознауки и инженерные науки. Мы начинали с того, что требования к ним были в два раза ниже, чем к физикам. Сейчас они сравнялись, у нас осталась сфера социо-гуманитарных наук, которая по-прежнему пользуется этой привилегией. По импакт-фактору вы можете посмотреть, что по-прежнему наши результаты хорошо публикуются по физике. Очень неплоха стала биология – импакт-фактор там в среднем почти «тройка», по медицине очень приличные результаты. Их мы тоже не ждали, нас все время обвиняли, что российская медицина — это скорее, клиническая медицина. Но, оказывается, это не так. Медики нашли возможность усилить научную составляющую, публикуются в журналах, средний импакт-фактор которых выше 4.
В прошлый раз, именно в этом зале, мне задавали вопрос: а много ли у вас публикаций в Science и в Nature? Много, несколько десятков. Практически по всем областям знаний такие публикации есть. Мы очень гордимся этими результатами и считаем, что сейчас ведущие научные журналы не выходят без результатов российских ученых. Раньше это было 1-2 раза в год, сейчас это стало обыденностью, мы стали публиковаться в самых престижных научных журналах.
Если говорить об областях знаний: как у нас распределяются результаты и публикации? По-прежнему, лидерами здесь является физика и химия, которые дают в Web of Science: физика – больше 14%, химия – больше 12%. Неплохо работают математики – это 10%, медицина и биология – больше 10%, гуманитарии приближаются к 7%. Мы имеем достаточно хороший тренд, который намерены и дальше поддерживать.
Сейчас многие пытаются «оцифровать» фундаментальные исследования, и эти попытки чиновников как-то поделить те деньги, которые выделяются на фундаментальные исследования - естественны. Для того, чтобы упростить работу чиновников, мы предоставляем данные: сколько миллионов на проект мы потратили и сколько публикаций в Web of Science получили. Это объективные, хорошие результаты – российские ученые на средства гранта в 5-6 миллионов в среднем получают результат, который публикуется в Web of Science, больше 5 публикаций.
Все показатели, которые у нас имелись по государственной программе, мы в полном объеме выполнили и перевыполнили. Сейчас мы не очень увлекаемся этой арифметикой, делаем акцент на качестве. Наверное, вы обратили внимание, что в 2016 году у нас появился новый термин – «квартиль», который характеризует публикации в самых высокорейтинговых журналах, по той или иной отрасли знаний. Это и дальше будет продолжаться, потому что больше хочется перейти к качественным показателям нашей работы.
Если говорить о мониторинге – фонд не просто финансирует, но и занимается мониторингом. Мы выявляли, насколько выделенные средства направляются именно на научные проекты. У нас нет стремления, чтобы руководители отчитывались по деньгам – сколько ушло на зарплату, сколько на расходный материал, на приборы, но мы бы хотели, чтобы все деньги, которые выделяет Российский научный фонд, направлялись на финансирование исключительно научных проектов, а не на приобретение стульев, которые тоже могут быть нужны. Это наше требование. И такой мониторинг был, мы провели 215 инспекций, выявили целый ряд примеров «нецелевых расходов», но сумели достаточно быстро договориться с организациями, чтобы они эти «нецелевые расходы» компенсировали, поэтому случаев прекращения проекта по причине нецелевого расходования – единицы.
Достаточная важная составляющая деятельность Фонда – открытость. У нас имеется сайт, мы публикуем и аннотации, и результаты проектов, которые поддержали. Очень хорошее достижение – в 2016 году наш сайт посетило более 1 миллиона 600 тысяч человек. Хорошие показатели. Мы позиционируем себя в медиа-пространсве: вы видите достаточно большое количество упоминаний в СМИ. Появились у нас и тематические рассказы о проектах, поддержанных Фондом, на центральных телевизионных каналах, в крупных Интернет-ресурсах. Мы будем прикладывать все усилия, чтобы тенденция открытости фонда только усиливалась.
Тренды. Эти показатели берутся из государственной программы поддержки науки и техники. Видите, что по цитированиям мы достаточно динамично растем, полностью выполняем все показатели этой программы. Если говорить о «весе» публикаций – Россия представлена в Web of Science определенным количеством публикаций. Сейчас мы вышли на показатель 13% - это относится к деятельности фонда в 2016 году. Можно уверенно сказать, что этот показатель в 2017 году будет увеличен. Хотел бы отметить, что из государственного бюджета в 2016 году мы получили всего лишь около 300 миллионов, можно посчитать, сколько денег затрачено и каковы результаты. По Scopus у нас также приличные результаты, самое главное, что производная положительная и растет. Пока мы в хорошем тренде.
Теперь финансовая часть. Взнос у нас был в районе 15 миллиардов, с учетом денег «Роснефтегаза». Потратили мы в 2016 году более 18 миллиардов. От стандартной бюджетной политики мы перешли к новому подходу, и просим отчет через год после начала реализации проекта, в том же календарном месяце. То есть, если мы в июле начнем финансировать [проекты] по Президентской программе, то и отчет мы попросим в июле 2018 года. И это будет хорошо, потому что этот «период неопределенности», связанный с новым годом – будет ли финансирование дальше – мы преодолеем.
Если говорить о цифрах по финансам, которыми мы гордимся, то «на себя» мы потратили всего лишь 1%. Причем, все эти деньги не относятся к бюджету. Это те средства, которые нам удалось заработать [инвестируя временно свободные средства]. Говоря об эффективности, мы можем сказать, что все деньги, которые даются нам «Роснефтегазом», бюджетом – идут на финансирование научных проектов. И даже те средства, которые мы зарабатываем от инвестиций, тоже направляем на их финансирование.
Я предложил бы уже перейти к вопросам, которые будут более информативны.
***
