Аннотация результатов, полученных в 2019 году
В первый год реализации проекта большая часть исследований сосредоточилась вокруг проблематики «археологии институционального» в отношении к христианским религиозным лидерам. В результате удалось формулировать несколько тезисов. Во-первых, понимание духовенства как специфического единства, имеющего собственный набор задач, которые могут решаться лучше или хуже, и которое, соответственно, поддается трансформации, не является изначально данным: оно формируется на определенном историческом этапе. В Католической церкви это происходит в Средние века, и этот процесс достаточно хорошо изучен. В российском контексте, напротив, аналогичный процесс исследован значительно хуже. Нами было высказано предположение, что это происходит в XVII-XVIII веках в условиях становления в России институтов государства Нового времени и, соответственно, в связи с реорганизацией власти (см. Лютько Е.И. «Возникновение клерикальной корпорации на Западе XI–XIII вв. и в России XVII–XVIII вв.»). Во-вторых, понимание священника как определенной должности, наделенной набором полномочий, отделенной, с одной стороны, от личности, с другой стороны, от иных наборов обязательств (человека, гражданина), складывается на основании аналогий человека и общества с элементами научной картины мира раннего Нового времени (в частности, движения и пространства). Координаты, относительно которых оцениваются действия человека, перестают быть абсолютными (поскольку мир более не мыслится замкнутым). Их роль выполняют законы. До Нового времени должность и личность (особенно для религиозного лидера) были связаны гораздо прочнее (см. Воронцов С.А. «Священник в свете стилей мышления: иерархическая и должностная спецификации»). В-третьих, в Новое время в связи с теми изменениями, которые М. Фуко охарактеризовал как «картезианский момент», задаются новые критерии, определяющие норму религиозного лидерства, оппозицией к которой выступает суеверие, опасное для общества. Таким критерием является универсальный и субъективный разум, к которому только и может апеллировать проповедник. Власть также становится универсальной в лице суверена, поэтому проповеднику запрещается прибегать к власти принуждения или красноречию, это рассматривается как узурпация власти суверена или субъекта. Это, как представляется, позволяет говорить о становлении своеобразного рационально-легального порядка религиозного лидерства, рассматриваемого как норма. Власть лидера, подкрепленная его личностью или традицией (находившейся в раннее Новое время под подозрением), рассматривается как нарушающая границы этого порядка. При том, что оценки областей, размечаемых этими границами, могут изменяться, сами границы остаются стабильными (см. Воронцов С.А. ««Не как цари, но как служители и глашатаи истины…»: философский дискурс о пастыре в раннее Новое время»). Чтобы представленная картина не была только лишь исторической или генеалогической, была использована теория стилей мышления и мыслительных коллективов Л. Флека (см. Воронцов С.А. «Священник в свете стилей мышления: иерархическая и должностная спецификации»). Общие эпистемологические основания для целого набора оптик (академических и государственных) в Новое время позволяют относить их к одному стилю мышления. Другое множество будет связано общими эпистемологическими основаниями античной и средневековой науки. Современная ситуация характеризуется конструкциями религиозного лидерства одновременно в разных стилях мышления (в том числе в рамках собственно религиозного дискурса). Это многообразие не позволяет при анализе форм лидерства ни исключить оппозицию личного / институционального, ни свести все только к ней. Исследование бытования оппозиции «харизма / должность» в рамках современной католической теологии (конфессии с сильным институциональным элементом и традицией) иллюстрирует и развивает «археологические» изыскания. Оппозиция должности и харизмы используется, как правило, при критике институционального элемента. В этом смысле теологическая критика не только изоморфна социально-политической, но, в случае католического обновления после Второго Ватиканского собора находится под влиянием современной критики государства (в частности, Франкфуртской школы) (подробнее об этом см. Черный А.И. ««Мы здесь Церковь»! Противопоставление понятий «институт» и «харизма» в немецком католическом движении обновления второй половины XX в.»). В рамках поиска исследовательской оптики проводился «поисковый» исследовательский семинар, целью которого являлась проблематизация института и институционального. В этом русле основное внимание было уделено размышлениям П. Бурдье о государстве как определенной логике и его курсу лекций "О государстве" (протоколы размещены на странице проекта: http://eirl.pstgu.ru/religious-leadership-section/kategorii-religioznogo-liderstva-v-epohu-moderna-oppoziciya-lichnoe-vs-institucionalnoe). Результаты работы докладывались на нескольких научных конференциях (см.: http://eirl.pstgu.ru/religious-leadership-section/kategorii-religioznogo-liderstva-v-epohu-moderna-oppoziciya-lichnoe-vs-institucionalnoe), в том числе на Круглом столе «Философские и культурные предпосылки “институционального лидерства” в Новое и Новейшее время» (материалы см.: http://theologia.info/leadership), проведенном в рамках реализации проекта.

Аннотация результатов, полученных в 2020 году
На втором году реализации проекта исследования сфокусировались на генезисе личного в оппозиции к институциональному и трансформации этой оппозиции в сфере религиозной власти в Новое время. Особенно значимыми показались следующие выводы. Во-первых, одновременные процессы а) функционализации религии в обществе Нового времени, ведущий к укреплению религиозных институтов, встроенных в логику политического, и б) отделении религии от сферы политики, ведут к тому, что связь религиозного авторитета не с институтом и должностью, а с личностью, начинает акцентироваться. Это рассмотрено на примере понятия «духовное», в XVII – начале XIX вв. получавшего все больше институциональных коннотаций. С конца XVIII в. возникают коннотации, в которых «духовное» сознательно противопоставляется институциональному, иногда как «истинно духовное» (см. Лютько Е.И. «“Духовное” – к вопросу об истории понятия (XVII–XIX вв.)»). Во-вторых, при политических манипуляциях институтом церкви актуализируется дискурс, в котором она мыслится вне институциональных рамок. Это рассмотрено на примере функционирования понятия «харизмы» в русской церковной мысли начала XX в. и оппозиции «институциональной» и «органической» модели церкви в дискуссиях вокруг «Декларации» 1927 г. митр. Сергия (Страгородского). Этот дискурс последовательно лишает религиозного лидерства тех, кто занимает соответствующие должностные позиции, и наделяет им личностей, достойных доверия. (см. Ячменик В.А. «Институциональная экклезиология митр. Сергия (Страгородского) и её критика в сборнике “Дело митрополита Сергия”» и «Дискуссии о харизме духовника в России начала XX века»). В то же время, как показывает опыт Католической церкви, харизматическое – личное, изначально противопоставленное иерархической структуре церкви (в которой реализуется и легальный, и традиционный порядок), со временем сочетается с институциональным через определенные канонические процедуры. Харизматические движения должны получить признание иерархии (института), при этом не утрачивая своих особенностей (см. Борщ И.В. «Харизматическое лидерство в Католической церкви во второй половине XX в.: концептуально-юридическая рецепция»). Кроме этого, на материале исследования неохаризматической церкви «Слово жизни» поставлен вопрос о функционировании самого понятия «лидерство» и его роли в формировании структуры церкви. Основатель церкви У. Экман использует «лидерство» в очень широком понимании, с одной стороны, связывая его с Богом, с другой стороны, говоря в терминах лидерства о практически любом виде деятельности в церкви (в связи с «теологией успеха»). После того, как Экман перешел в католичество в 2014 г., пасторы в России переосмыслили понятие «лидерство», которое теперь закреплено только за ведущей и руководящей группой (командой) в общине. При этом «пастырство» нарочито отграничивается от «лидерства» как высшее божественное призвание. Таким образом, «лидерство» в большей степени связывается с руководящей должностью и приобретает более авторитарную окраску (см. Крихтова Т.М. «Восприятие понятие «лидерство» в книгах руководителей нео-харизматической церкви «Слово жизни»»). «Поисковый» исследовательский семинар этого года фокусировался вокруг понятий «харизмы» и «харизматического», поскольку они наиболее тесно связаны с понятием личного лидерства. Основное внимание было уделено текстам М. Вебера, после которого это понятие вошло в широкий оборот, но рассматривались и идеи, не него повлиявшие, и развитие его концепций (протоколы размещены на странице проекта: http://eirl.pstgu.ru/religious-leadership-section/kategorii-religioznogo-liderstva-v-epohu-moderna-oppoziciya-lichnoe-vs-institucionalnoe). Результаты работы докладывались на нескольких научных конференциях (см.: http://eirl.pstgu.ru/religious-leadership-section/kategorii-religioznogo-liderstva-v-epohu-moderna-oppoziciya-lichnoe-vs-institucionalnoe), в том числе на Круглом столе «Генезис и трансформация интеллектуального феномена «харизматического лидерства» в Новое и Новейшее время» материалы см.: http://theologia.info/charisma), проведенном в рамках реализации проекта.

Аннотация результатов, полученных в 2021 году
Третий год реализации проекта был в основном посвящен проблематике религиозного лидерства в современном российском контексте, которая рассматривалась через призму наработок предыдущих двух лет, а именно — выявления ходов мысли, в рамках которых должным предстает лидерство а) легитимируемое институтом; б) легитимируемое особыми качествами личности; и в) легитимируемое балансом между «а» и «б». Особенно интересными показались следующие выводы. Понятие «младостарец», вошедшее в моду в конце 1980-х — 1990-е гг., изначально использовалось для критики личного лидерства, которое выходило за рамки логик институционального контроля. Однако впоследствии оно стало использоваться и в русле критики церковной «бюрократизации» и самого институционального контроля. Таким образом, использование данного пейоратива указывает на сосуществование и определенное смешение логик, акцентирующих институциональное и личностное (См.: Lyutko E., Cherny A. The Concept of “Mladostarchestvo” as a Tool for Criticizing Religion in Modern Russia: an Analysis of Rhetorical Strategies // Changing Societies and Personalities. 2022 [в печати]). Норма единой и неизменной должности священника как правило преобладает в представлениях самих священников, но, в то же время, вскрывается ряд кризисов и этапов в их жизни и служении, позволяющих говорить о напряжении между должностным и личностным и соприсутствии обеих логик в высказываниях священников (См.: Емельянов Н. Н. Кризисы и этапы в служении и жизни священника // Вестник ПСТГУ. Серия I: Богословие. Философия. Религиоведение. 2022. Вып. 99. С. 30–56). Фактическое смешение разных логик лидерства наблюдается и в исследуемой неохаризматической церкви «Слово жизни». Декларируется равенство возможностей относительно лидерства, однако женщины, хотя и выполняют ответственную работу, но пасторство, как правило, оказывается недоступным для них. Таким образом, за фасадом лидерства в условиях равенства возможностей существует определенная трещина между лидерством как личным качеством, скорее недоступным для женщин, и лидерством как процессом ведения какого-нибудь дела, которое как раз открыто для них (См. Крихтова Т.М. Восприятие женского лидерства неохаризматическими церквями на примере церкви «Слово жизни» // Технологос. 2022. № 1. С. 74–85 [в печати]). Процесс диффузии логик, акцентирующих институциональное и личностное, был исследован на материале католической мысли и позднесоветского культурного контекста. В мысли швейцарского канониста Э. Корекко (1931–1995) в 1960–70 гг. происходит преодоление оппозиции «харизматическое — институциональное». С одной стороны, Корекко отказывается от понимания церкви как института, который держится на правовых отношениях, и признает необходимость харизматического элемента в ней. С другой стороны, по мнению Корекко, церковное право является одним из оснований единства церкви, и отказываться от него нельзя, но харизматический элемент должен быть включен в церковное право и богословие (См.: Борщ И.В. Оппозиция «харизматическое — институциональное» в церковноправовой теории Еудженио Корреко (1931–1995) Вестник ПСТГУ. Серия 1: Богословие. Философия. Религиоведение. 2022 [в печати]). В позднесоветском контексте скорее можно говорить о смешении логик, чем о сознательном формировании нового хода мысли. Политическая обстановка в СССР середины 1980-х гг. позволила РПЦ готовить издание большого официального труда о том, каким должен быть священник. Этот текст являлся компиляцией, подготовкой которой руководил издательский отдел, а фактически к работе был привлечен молодой специалист, ранее не замеченный на страницах официальных церковных изданий. В «лоскутном одеяле» текста совмещались отрывки из произведений, написанных как в логике «должностного» (классические учебники пастырского богословия XIX в.), так и в логике «личностного» (например, труды авторов русской эмиграции XX в.) (См.: Lyutko E. The Handbook for the Clergy (1988) as a Theological Patchwork in the Late Soviet Context // Religious-Philosophical Articles. 2021. № 31. P. 107–135). Кроме того, в ходе третьего года работы проекта была развита тема рецепции и развития концепции харизмы, с помощью которого обосновывается личное лидерство, в русской религиозной мысли. Этот процесс пришелся на конец XIX — начало XX вв. Восприятие концепции харизмы в России происходит как в логике институционального (в русле критики «харизмы»), так и в логике личностного и, так или иначе, критики институционального. Теоретические дискуссии получили определенную проекцию на дискуссии об церковном управлении 1910–20-х годов (См.: Yachmenik V. Institution or Inspiration: Strategies for Using the Сoncept of Сharisma in Russian Thought of the Late 19th–the First Third of the 20th Centuries // Социологическое обозрение. 2022 [в печати]). Отдельно был рассмотрен случай влияния этой концепции на осмысление фигуры древнерусского духовника в авторитетных трудах С.И. Смирнова (1870–1916). «Харизма» религиозных лидеров первых трех веков в понимании Р. Зома через идеи К. Холля, рассматривавшего лидерство монахов в ранней церкви как харизматическое, была спроецирована и на духовника в допетровской Руси — фигуру не только исторической, но и в каком-то смысле образцовую (См.: Ячменик В. «Концепция харизмы в исследованиях С. И. Смирнова: немецкие истоки и их развитие // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2022 [в печати]). Стоит отметить, что это влияние концепции «харизмы» возникает независимо от идей М. Вебера и социологической «харизмы». На третьем году проекта исследовательский семинар был посвящен философской археологии долга и должности. Основное внимание было сосредоточено на книге Дж. Агамбена «Opus Dei: археология долга», в которой священник рассматривается как «парадигма» должности Нового времени. Анализ логики аргумента Агамбена потребовал также ознакомления с его методологическими работами и с критикой его хода мысли (протоколы семинара размещены на странице проекта: http://eirl.pstgu.ru/religious-leadership-section/kategorii-religioznogo-liderstva-v-epohu-moderna-oppoziciya-lichnoe-vs-institucionalnoe). Результаты работы проекта докладывались на нескольких международных конференциях. Кроме того, командой проекта был организован Круглый стол «“Должность” — “обязанность” — “долг”: генезис и трансформация в европейской культуре и религии», тема которого была навеяна уже упомянутой работой Дж. Агамбена. На мероприятии обсуждались тезисы семи докладов (материалы Круглого стола доступны по ссылке: http://eirl.pstgu.ru/kruglyj-stol-rnf-2022?lang=ru).