Аннотация результатов, полученных в 2021 году
В первый год выполнения проекта была сформулирована методологическая платформа для разработки комплексной теории моральной ответственности, выделены основные элементы и основные условия уместного возложения ответственности, проведено истолкование отношения уместности с помощью деонтологических модальностей. Исходя из предложенной платформы, выделены основные направления исследований: (1) анализ того, чем совершается возложение ответственности; (2) анализ условий уместного возложения ответственности; (3) анализ отношений моральных факторов и моральных значений в структуре феномена моральной ответственности; (4) историко-философские, историко-культурные и историко-лингвистические исследования репрезентации феномена моральной ответственности. Была подготовлена веб-страница, посвященная результатам работы в рамках проекта: https://hardproblem.ru/projects/fenomen-moralnoy-otvetstvennosti/ Е.В. Логинов исследовал теорию моральной ответственности П. Стросона, ключевого автора в истории современного обсуждения феномена моральной ответственности. Показано, что исторически значимым предшественником теории Стросона является теория обиды Дж. Батлера. Теория Батлера разделяет с теорией Стросона основные методологические и теоретические интуиции. Однако Батлер использовал свою теорию в религиозном контексте, а Стросон в метафизическом, для решения проблемы свободы воли. Показано, что теория ответственности Стросона основана на сведении ответственности к уместности возложения ответственности, а последней – к уместности определенных эмоциональных реакций. Показано, что моральную ответственность можно фундировать не в эмоциях, а в основаниях. А.П. Бесединым был исследован аргумент Н. Леви против компатибилизма в отношении моральной ответственности, основанный на эпистемической удаче. Главным выводом исследования является то, что для ответа на критику Леви компатибилизма в отношении моральной ответственности достаточно средствами эпистемологии добродетелей разработать теорию эпистемической ответственности за интеллектуальные пороки и показать ее связь с моральной ответственностью. Эта теория должна показать, что то требование контроля, которое Леви предъявляет к случаям удачи, порой оказывается слишком сильным: мы можем сохранить эпистемическую ответственность за собственные установки, убеждения и т.п. без того, чтобы полностью их контролировать, и эта эпистемическая ответственность за собственные установки может лежать в основе моральной ответственности за проистекающие из этих установок действия. С целью поиска формулировки требования эпистемической ответственности, приложимого к интеллектуальным порокам и способного фундировать моральную ответственность за действия, проистекающие из этих пороков, была предпринята попытка продемонстрировать, что интеллектуальные пороки являются неявными установками. Рассмотрение интеллектуальных пороков как неявных установок дает возможность исследователю применить к интеллектуальным порокам наработки в области моральной ответственности за неявные установки, где уже существует обширная литература, и построить по аналогии с теорией моральной ответственности за неявные установки теорию эпистемической ответственности за интеллектуальные пороки. Это, как ожидается, должно привести исследование к желаемому результату: дать эпистемический критерий моральной ответственности, который касался бы в первую очередь не имеющихся в момент действия у агента убеждений, а черт интеллектуального характера агента, проявляющихся в его познавательной деятельности. А.Т. Юнусовым были реконструированы и сопоставлены с современными теориями моральной ответственности представления Аристотеля о моральной ответственности; в ходе этого сопоставления было показано их существенное пересечение, что может служить косвенным подтверждением реальности и объективности самого феномена моральной ответственности. А.В. Мерцаловым проведено метатеоретическое исследование ряда классических и современных (стросонианских) теорий моральной ответственности, направленное на выявление в них трактовок условий агентности действия и моральной агентности – необходимых (в рамках данных теорий) условий уместности возложения моральной ответственности. Мерцалов отстаивает тезис, что для их соблюдения в рамках данных теорий в релевантном для уместности моральной ответственности смысле необходимо сохранение не только нумерического, но и качественного тождества личности, выражаемого через психологическую связность (connectedness). Момент совершения действия и момент возложения за него моральной ответственности не обязаны совпадать и обычно не совпадают. Мерцалов демонстрирует, что, чтобы соблюдение указанных условий в рамках данных теорий обеспечивало уместность возложения моральной ответственности, эти условия должны соблюдаться не только в момент совершения действия, но и в момент возложения моральной ответственности. А для этого личность должна не просто обладать в момент совершения действия определенными моральными способностями, конституирующими ее моральную агентность, и психологическими чертами, обеспечивающими ее статус агента действия и связь с этим действием в релевантном для моральной ответственности смысле, но и сохранять эти моральные способности и психологические черты на момент возложения моральной ответственности. А такое сохранение обеспечивается психологической связностью. И если верно, что широкий класс теорий моральной ответственности должен предполагать сохранение психологической связности в качестве одного из необходимых условий уместности возложения моральной ответственности, это дает весомые основания для предпочтения психологического подхода к решению проблемы тождества личности в контексте вопроса моральной ответственности. Д.Г. Мироновым детально проанализирован принцип “долженствование предполагает возможность”. Показано, какие ограничения накладываются на интерпретации понятия долженствования и возможности. Показано, какого рода сложности возникают в связи с попыткой найти интуитивно приемлемую интерпретацию отношения между долженствованием и возможностью. Продемонстрирована неустранимая проблематичность понимания принципа как концептуальной истины. Показаны преимущества нормативного прочтения принципа. А.А. Шарапковой и Л.А. Манерко показано, что языковые способы описания моральной ответственности в текстах Дж. Локка в языковом плане опирались на дискуссии мыслителей предшествующих эпох, однако наблюдается существенный сдвиг от терминов, имеющих преимущественно религиозные коннотации, к терминам, которые обладают нейтральной семантикой. Показано, что Локк выступает новатором, привносящим термины из естественно-научного дискурса в философский дискурс. Были проанализированы основные метафоры, лежащие в основе описания морали у Локка, построена концептуальная модель соотношения моральных терминов в текстах Локка.

Аннотация результатов, полученных в 2022 году
Во второй год реализации проекта исследование было сконцентрировано на условиях уместного возложения ответственности и связи между возложением моральной ответственности и деонтологическими понятиями (правильность, допустимость, порочность, законность и т.п.). Были изучены отдельные аспекты условия агентности, условия контроля, эпистемического условия, нормативного условия. Были продолжены исследования по истории философского осмысления моральной ответственности и истории отражения этих исследований в языке. Использованы методы концептуального анализа, рефлексивного равновесия, рациональной реконструкции, методы корпусной и когнитивной лингвистики. Е.В. Логинов исследовал виды современного скептицизма в отношении моральной ответственности. Была предложена классификация видов скептицизма на метафизический, эпистемический и нормативный. Показано, что представление о моральной ответственности, лишенное инкомпатибилистких и ретрибутивистских элементов, может устоять против скептицизма этих видов. А.П. Беседин провел анализ эпистемического условия моральной ответственности: возложение ответственности уместно только в том случае, если агент находился в эпистемической позиции, подходящей для получения релевантного для моральной ответственности знания. Исследование касалось вопроса о том, какой именно должна быть эта эпистемическая позиция. Было выявлено условие базового знания морально значимой ситуации, при дальнейшем анализе которого было открыто требование внимания как условие моральной ответственности. Требование внимания является уточнением эпистемического условия моральной ответственности. Было продемонстрировано моральное значение внимания: его основанием является то обстоятельство, что невнимательность может выступать как извиняющий фактор, кроме того, показана связь внимания и таких феноменов моральной жизни, как забота и уважение. А.Т. Юнусов завершил свое компаративистское исследование соотношения моральной теории Аристотеля и современных теорий моральной ответственности, в котором было показано, что в существенных чертах взгляды Аристотеля на условия возложения ответственности совпадают с современными. А.Т. Юнусов также исследовал теорию моральной ответственности Т.М. Скэнлона с особым акцентом на изучении вопроса, справляется ли она с проблемой моральной удачи. Было показано, что предложенное Скэнлоном решение этой проблемы неудовлетворительно (хотя в рамках его теории возможны другие, более удачные подходы к ее решению). А.В. Мерцаловым проведено исследование, направленное на демонстрацию преимуществ психологической теории тождества личности в вопросе о моральной ответственности в сравнении с конкурирующими подходами: биологическим, субстанционалистским и нарративным. Были раскрыты достоинства психологической теории тождества личности: показано, что она совместима со всеми стросонианскими теориями и позволяет прояснить критерии и условия сохранения именно того рода тождества личности, что требуется для соблюдения необходимых условий уместности возложения моральной ответственности. Также была предложена общая методология защиты психологической теории от ряда случаев, традиционно считающихся для нее проблемными. Вместе с тем было показано, что конкурирующие с ней подходы к проблеме тождества личности — биологический, субстанционалистский и нарративный — либо оказываются несовместимы с большинством современных стросонианских теорий, либо не способны прояснить релевантные для уместности возложения моральной ответственности условия тождества личности. Это дает весомые основания для предпочтения психологической теории тождества личности в вопросе о моральной ответственности. Д.Г. Мироновым проведено исследование соотношения между недопустимостью и предосудительностью. Были изучены формальные деонтологические системы, содержащие такое отношение, рассмотрены аргументы, позволяющие доказать ложность принципа «предосудительность предполагает недопустимость», а также концепции неправильности, в основу которых положено понятие неадекватных оснований. Было показано, что наиболее перспективный способ отличить оценку действия как морально хорошего от оценки действия как морально неправильного — такой, согласно которому неправильность действия проявляет, каков совершивший это действие агент (у него слабая воля / недостаток проницательности / трудности в принятии решений). Было обосновано, что нет некоторой априорной связи между двумя этими понятиями. Также был обоснован тезис о нормативности связи между понятиями неправильности и предосудительности: оценка действия как неправильного связывается с оценкой действия как предосудительного, поскольку у морального сообщества есть основания требовать от действующих агентов соотнесения этих двух типов оценок. А.А. Шарапковой и Л.А. Манерко были завершены исследования в области моральной терминологии «Опыта о человеческом разумении» Дж. Локка. Были подробно изучены основные метафоры, используемые Локком для описания работы человеческого мышления: tabula rasa, empty cabinet, fountains of knowledge и др. Было показано, что система нововременных представлений о морали формируется на основе представлений о работе человеческого разума, что определяет языковое воплощение проблематизации вопросов морали в дискурсе Локка. Также было показано, что терминология для описания принципов, законов и основ морали и моральной ответственности выбирается Локком с опорой на предшествующие традиции религиозного дискурса, однако в философском дискурсе происходят значимые смещения культурных доминант, и слова естественно-научного дискурса входят в словарь описания морали, формируя новые понятия в терминосистеме морали. Был собран корпус употребления слов «responsibility» (в 70 контекстах оно входит как существительное, и в 619 контекстов входят производные от него), «desert» (14 000 контекстов), «resentment» (3500 контекстов), «blame» (10 000 контекстов). Была проведена предварительная классификация контекстов, произведено изучение развития данных понятий, их интерпретации, прагматики и терминологизации в философии Нового времени, а также детерминологизация в обыденном дискурсе. Л.А. Манерко специально исследовала лингвистическое представление понятия «moral sense». Были рассмотрены два подхода к этому представлению: М. Джонсона и А. Вежбицкой. Было показано, что в работах Дж. Локка происходит существенный концептуальный сдвиг в понимании морали. А.А. Шарапковой завершено рассмотрение основных способов вербализации представлений об отклонении от морального поведения посредством анализа контекстов с «pravity» и «obliquity» в новоанглийском языке. Их сочетаемость, семантика и метафоричность были изучены на обширном корпусе текстов XV–XVII вв. с использованием «Google Books» и «English Historical Book Collection» (всего 1758 контекстов). Удалось показать, каким образом религиозный дискурс оказал влияние на философский дискурс не только на уровне затрагиваемых тем морали, моральной ответственности и осуждения, но и на уровне языка — используемых понятий, метафор и словосочетаний. Для проверки выдвинутых предложений и выявления степени корреляции между типом значения, реализуемого в каждом контексте, и типом дискурса был проведен статистический анализ при помощи «основной линейной модели» (generalized linear model). Новости проекта можно посмотреть на веб-странице: https://hardproblem.ru/projects/fenomen-moralnoy-otvetstvennosti/

Аннотация результатов, полученных в 2023 году
На третьем году работы над проектом наша исследовательская группа сфокусировалась на разработке общей модели моральной ответственности. Феномен моральной ответственности определяется как феномен современной культуры межличностного взаимодействия, при условии, что участники взаимодействия не представляют никаких сообществ или институтов, а выступают в личном качестве. Этот феномен состоит из совокупности актов и реакций, которыми было бы уместно возлагать ответственность в каждом конкретном случае. Для построение модели этого феномена мы сосредоточились на трех основных направлениях работы. 1) Анализ условий возложения моральной ответственности в рамках стросонианской традиции (Е.В. Логинов, А.П. Беседин, А.В. Мерцалов); 2) Нормативное обоснование практик возложения моральной ответственности (А.Т. Юнусов, Д.Г. Миронов); 3) Историческая контекстуализация терминологического аппарата дискурса о моральной ответственности (А.А. Шарапкова, Л.А. Манерко). В рамках первого направления была проведена работа над условием контроля, эпистемическим условием, нормативным условием и условием тождества личности. Е.В. Логиновым была предложена оригинальная стратегия редукции одних условий моральной ответственности к другим. С ее помощью прояснены связи между условием контроля, эпистемическим условием и нормативным условием возложения ответственности. Показано, что условие контроля и нормативное условие являются автономными, а эпистемическое условие к ним сводится. Обоснован вывод, что условие контроля-в-принципе и нормативное условие являются необходимыми условиями уместного возложения ответственности, а условие сиюминутного контроля — достаточным условием уместного возложения ответственности. А.П. Беседин разработал уточнения к пониманию эпистемического условия уместного возложения ответственности. Им была предложена критика положения о том, что манипуляция всегда снимает моральную ответственность с манипулируемого агента, которое лежит в основе аргументов манипуляции. Бесединым используется интерпретации манипуляции, который предлагает Моти Горин: манипуляция — воздействие, не отслеживающее основания агента. Далее делается обобщение, согласно которому большинство реалистичных случаев манипуляции представляет собой манипуляцию свидетельствами в пользу определенных убеждений. Манипуляция свидетельствами рассматривается как удача. Делается вывод о том, что агент может нести ответственность за свои действия, совершенные под влиянием манипуляции, только если у него есть средства борьбы с этим типом удачи. Такое средство — это контроль над убеждениями. Данный контроль анализируется в терминах эпистемологии добродетели Эрнста Сосы и интерпретируется как определенное умение. В частности, оно включает в себя навыки обдумывания и распределения внимания, которые могут быть интерпретированы как эпистемические добродетели. А.В. Мерцалов предложил защиту стандартной психологической теории тождества личности во времени и показал, что хотя тождество личности не является необходимым условием уместности возложения моральной ответственности, как она понимается в стросонианских теориях, проблематика теорий тождества личности релевантна вопросу о моральной ответственности и более широкое отношение (R-отношение), видом которого является тождество личности, является необходимым условием уместности возложения моральной ответственности. В рамках второго направления А.Т. Юнусов провел анализ распространенных нормативных интуиций и показал, что на уровне типологии основаниями, с помощью которых могли быть нормативно обоснованы практики возложения моральной ответственности (в общих чертах) подобные нашим, должны быть практические основания (в отличие от эпистемических), моральные основания (в отличие от, например, оснований собственного интереса), низкоуровневые моральные основания (в отличие от высокоуровневых) и с большим перевесом решающие основания. На уровне конкретных видов оснований в качестве подходящих выделяются основания права на защиту, основания солидарности и «значило-бы-просить-слишком-многого» основания, где последние играют чрезвычайно важную роль, плохо описанную в существующей литературе. Д.Г. Мироновым были сопоставлены и критически оценены теории моральных обязательств; были предложены несколько оснований для различения теорий моральных обязательств. Показано: (1) что теории моральных обязательств, в основу которых положено понятие естественного закона, «нечувствительны» к факту расхождения между долженствованием и возможностью и, по сути, неспособны объяснить «моральность» моральных обязательств; (2) что волюнтаристские теории искажают понятие определяющих оснований и не раскрывают специфическую нормативность моральных обязательств, а потому не могут объяснить «моральность» агентов, на которых распространяются такие обязательства; (3) что теория К. Корсгаард, основной тезис которой сводится к тому, что обязательство есть средство сохранения человеческой идентичности, неспособна предложить адекватную интерпретацию феномена пренебрежения долгом; (4) что теория Дарвелла, в основу которой положен тезис о концептуальной связи между понятиями морального обязательства и морального осуждения, некорректно понимает отношение между основаниями для осуждения и основанием для исполнения обязательства; в свете теории Р. Джей Уоллеса предлагается некоторое уточнение тезиса Дарвелла. В рамках третьего направления А.А. Шарапкова и Л.А. Манерко анализировали терминологию дискурса моральной ответственности. В рамках этой работы был проведен сравнительный анализ работы Р. Кадворта «A Treatise Concerning Eternal and Immutable Morality» (1731). Аспекту описания сознания и мышления человека уделено особое внимание. Показано, что ключевой метафорой становится метафора зеркала — «crystal globe» или «mirror». Метафора зеркала продолжает традиции античной философии, где мыслительные процессы могли быть представлены в виде отпечатка на плоскости (tabula rasa). Из представления о человеческом мышлении и сознании вытекает и моральные установки индивидуума. На примере работы Кадворта были рассмотрены лексические единицы, которые приобретают терминологические смыслы в системе описания морали и определения моральной ответственности. На основе анализа ключевых слов и их коллокаций было доказано, что философ опирался на оппозиционные пары слов, которые могли дать представление об описываемых явлениях, но источником для концептуализации лексем, относящихся к морали, послужили в первую очередь слова и представления религиозного дискурса и философского дискурса Античности, которые подвергались переосмыслению. На основе этимологического анализа и возможностей корпусного менеджера Sketch Engine были показаны как сочетаемость основных используемых единиц, так и смыслы, которые вкладывал в свои слова английский философ. Проведен концептуальный анализ метафоры «отклонения от прямоты» в текстах британских философов Нового времени в сравнении с корпусом English historical book collection, применены методы статистической обработки данных. Была проведена реконструкция эволюция концептов ‘responsibility’, ‘desert’, ‘resentment’, ‘blame’ в новоанглийском периоде во всех типах дискурса и многообразии их значений и показано выделение собственно философского осмысления и формирование научных понятий; реконструкция представлений о моральном чувстве (moral sense) в рамках возложения моральной ответственности. Новости проекта представлены на сайте: https://hardproblem.ru/projects/fenomen-moralnoy-otvetstvennosti/