«Папа, что такое аппликейшн?» — спросил меня трехлетний сын, когда мы приехали в Швецию в 1991 году. Языка он тогда не знал, но в семье это слово звучало часто. О грантах постоянно говорил мой коллега Ларс-Ивар Элдинг, пригласивший меня на исследовательскую работу в Лундский университет. Он познакомил меня с экспертизой, и, по сути, именно он написал мою первую заявку. Тот грант в сложные перестроечные времена спас мою научную карьеру.
В нашей стране тогда грантовой системы не существовало в принципе. Когда в советские времена я был аспирантом, то не очень понимал, как все распределялось. Деньги на оборудование и реактивы воспринимались как нечто, свалившееся сверху или каким-то образом добытое руководителями организаций, — никакой конкуренции и прозрачности не было. А в Швеции институт грантовой поддержки научных исследований был уже хорошо развит, и здесь на каждый шаг требовалось подавать заявку. На все! Едешь на конференцию — пиши заявку, рассказывай и убеждай, какой ты классный.
Вадим Кукушкин с сыном во дворе Лундского университета. Источник: Вадим Кукушкин
В 2014 году, когда был основан Российский научный фонд, возник вопрос: «С чего начать?». У Фонда есть деньги, и нужно каким-то образом выстроить систему конкурсного распределения. Фонд попросил значимые научные организации назвать ученых, которым можно доверить создание системы экспертизы. Я вошел в их число и стал одним из пятнадцати членов первого экспертного совета РНФ вместе с еще одним химиком — академиком Михаилом Владимировичем Алфимовым.
Мы формировали пул экспертов — ученых, которые будут оценивать заявки на гранты. Тогда без выборов, поскольку еще некому было голосовать. В совет приглашали опытных людей со школой РФФИ или РГНФ за плечами, понимающих, как устроена научная экспертиза.
Вадим Кукушкин с Армандо Помбейро (на фото слева) из Лиссабонского университета на присвоении звании почетного доктора. Источник: Вадим Кукушкин
Есть еще один важный критерий. Применительно к РНФ я всегда вспоминаю выражение, которое приписывают Людовику XIV: «Назначая кого-то на высокий пост, я приобретаю 99 недовольных и одного неблагодарного». Отчасти эту фразу можно применить к работе Фонда. Если у тебя конкурс заявок 1 к 10, это значит, что девять человек на тебя обидятся, а один — победитель — будет ворчать, что ему нужно еще и научный отчет писать. Другого отношения и быть не может, это совершенно четко нужно понимать. Отсюда следует одно из основных правил РНФ — экспертами должны быть уважаемые люди. Иначе это просто катастрофа: мало того, что человеку грант не дали, так это сделали еще и люди, которых он за ученых не почитает.
Первый состав экспертного совета задекларировал одну мудрую и необходимую вещь: ротацию. Было решено, что члены совета и координаторы секций исполняют свои обязанности не более двух сроков подряд. Если при подборе кандидатов была совершена ошибка, то через три года ее устранят. Плюс человек где-то устает, где-то падает острота восприятия и уже не тот энтузиазм. Меня ротировали не так давно. И правильно сделали — закон есть закон. Ротация помогает сохранять высокое качество экспертизы и преемственность. Благодаря этому опытные координаторы и ученые без опыта работы в фондах начинают работать вместе, заряжаются друг от друга и взаимно учатся. Я ушел, и мое место в научном направлении занял другой уважаемый ученый.
// Экспертный совет — не масонская ложа. Это просто ученые, которые объединены общим делом и выполняют его с энтузиазмом.
Я не знаю ни одного координатора, который работал бы спустя рукава. Каждый эксперт ощущает свою ответственность перед научным сообществом, которое выбрало его и доверяет ему. Иногда мне звонят приятели-химики: «У вас там…» — а я отвечаю: «Не у вас, а у нас!»
Однажды я прочел рассуждение профессора Ганса Селье о научном творчестве: «Почему люди занимаются наукой? Правда заключается в том, что мы тщеславны, очень тщеславны». Я согласен. Каждый ученый хочет стать первым в своей области. Для развития общества нужны такие люди, которые неуклонно стремятся наверх. Эксперты — не исключение.
Но честолюбие — еще не все. Идеальный координатор, да и обычный эксперт, образно говоря, многоборец, сочетающий несколько качеств. Это известный ученый с хорошими наукометрическими показателями, отличный организатор. Это человек без экстремальных взглядов, способный находить компромисс. Для него недопустимо сводить счеты с коллегами, определяя научную судьбу через грантовое финансирование. Координаторы ни при каких условиях не раскрывают имена экспертов. В противном случае рецензентам будет сложно объективно оценить проект и написать отзыв без оглядки на имена и взаимоотношения. Я предупреждал всех новоизбранных в секцию химии: «Коллеги, ни слова о том, что мы здесь обсуждаем. Это вещи, которые могут испортить настроение, отношения между людьми».
Источник: Вадим Кукушкин
Фонд должен бороться с теми, кто, нарушая этические правила, не уведомляет экспертный совет о родственных связях с грантополучателем, общих статьях. Я очень хорошо знаю научное сообщество по своему направлению, в моей записной книжке более тысячи номеров телефонов. Благодаря этим знаниям я могу «выловить» возможный конфликт интересов. Если эксперт и грантополучатель — большие друзья, зачем ставить себя в неудобное положение? И коллегам советовал: «Если есть сомнения, лучше откажись от «дружеской» заявки». А когда попадался «криминал» — муж рецензировал жену, у которой другая фамилия, то мы их предупреждали и наказывали, выводя из пула экспертов.
Члены совета действуют по строго определенному плану, где все продумано на полгода вперед: даты начала и окончания экспертизы, дни заседаний совета и секций. Для педантичного координатора это счастье, поскольку можно планировать свое время.
Девять лет работы в Фонде пролетели незаметно. Это была хорошая и интересная жизнь в окружении умных людей. Их профессионализм и подход к жизни впечатляют.
// Здесь я учился быть более сдержанным, искать компромисс и принимать максимально взвешенные и мотивированные решения.
Это ощущение, что ты работаешь с очень умными людьми, доставляет удовольствие и помогает отгородиться от мелочей и неприятностей. Именно этим мне страшно нравится научный мир, который сейчас во многом организован с участием РНФ.
Даже если у тебя за плечами большой опыт, в ходе экспертизы ты всегда чему-то учишься и совершенствуешься. Теперь, когда я ротировался, я имею полное моральное право помочь своим сотрудникам и своему университету — дать совет, что делать и как оформлять те самые applications. Рад, что могу быть полезным своему университету и особенно молодым ученым.
